Этот вопрос люди задавали себе очень дав­но, но ответить на него не могли. Так же, как и у птиц, с неизменной регулярностью про­исходили передвижения стад животных, за которыми по бескрайним степям и саваннам следовали древние охотники.

О том, что по прилетам и отлетам птиц удобно отсчитывать вехи годового календаря, жители Египта, Персии, Аравии знали задол­го до написания Библии. В честь прилета птиц, знаменующего наступление теплого времени и скорого лета, проводили праздники. Новый сезон сулил новый богатый урожай.

В Библии говорилось о сроках прилета ласточек, аистов, журавлей, уток, горлиц. Говорилось и о гигантских нашествиях саран­чи, называемой восьмой казнью египетской; саранча сплошной массой три дня покрывала Египет, и от нее не было спасения ни в домах, ни во дворцах, ни в горах. По-видимому, библейские тексты можно считать од­ними из первых письменных документов, опи­сывающих миграции животных.

Метки оказались действительно «ключи­ком», который помог открыть механизмы миг­раций. Правда, не сразу, а по мере накопле­ния фактов, зачастую просто ошеломляющих.

Начиналось все с малого, с первых попы­ток отдельных естествоиспытателей, как на­зывали раньше любознательных людей, лю­бящих ставить опыты. Справедливости ради надо сказать, что метки использовались еще в средние века. Так было там, где процветала соколиная охота, — при дворах королей, сул­танов, магараджей, ханов, князей, герцогов. Процветала соколиная охота и на Руси, при дворе, откуда и пошла должность — соколь­ничий. Метили обученных соколов и крече­тов, каждый из которых по цене равнялся стоимости двух-трех деревень, метили, чтобы по потерять или не перепутать с дикими пти­цами, привязывали обученным особые ремеш­ки пли даже колокольчики. Нашедший та­кую меченую птицу, отбившуюся от охоты, должен был под страхом смертной казни до­ставить ее ко двору.

В России кольцевание птиц в широких масштабах началось в 1903 году. В наше вре­мя оно приобрело огромный размах на всех континентах, включая Антарктиду. В США и Канаде, где ежегодно метят около 600 000 птиц, окольцовано более 45 миллионов перна­тых, и примерно столько же — во всех стра­нах Европы. В Париже профессором Эчекопаром около 45 лет назад был создан Меж­дународный комитет по кольцеванию птиц, в котором объединились усилия ученых более полутора десятков стран, в том числе нашей.

У нас в стране, как уже было сказа­но, кольцевание птиц началось почти тогда же, когда было изоб­ретено, — на рубеже XX века. Раньше окольцовывали еже­годно более 300 ты­сяч птиц, сейчас не­сколько меньше. Важ­но, что получено уже более 80 тысяч воз­вратных меток. Наши орнитологи из Цен­тра кольцевания Рос­сийской Академии наук сотрудничают с центрами кольце­вания более 50 стран Европы, Америки, Азии и Африки.

Но все-таки пометить птицу несложно, если, конечно, она уже поймана, а вот как быть с другими, гораздо более крупными и неуп­равляемыми животными — носорогами, дель­финами, оленями, тиграми, антилопами, тун­цами, китами, которых так бы хотелось пой­мать? Взять хотя бы гигантов океанского ми­ра — китов. Их миграции очень давно инте­ресовали людей, которые за ними охотились. От точного знания путей морских исполинов зависел китобойный промысел.

Но вот синий кит. Даже давным-давно вымершие самые древние гиганты животного мира — бронтозавры, мозазавры, тираннозав­ры — по величине не годятся ему в подмет­ки. Длина синего кита доходит до 33 метров, а весит он до 150 тонн, столько, сколько стадо из 30 африканских слонов. Только сердце его весит больше полутонны, а просвет аорты та­ков, что туда может пролезть мальчик. Мощ­ность синего кита, как у небольшого корабля, — до 500 лошадиных сил; этого достаточно, что­бы развивать скорость около 40 километров в час. При такой величине действия кита чрез­вычайно координированны, согласованны.

...Двое ученых сидят в кабине вертолета, летящего на высоте около ста метров над мо­рем. 
Свежий ветер разгоняет барашки волн, срывает брызги и уносится к горизонту. Уче­ные ищут китов, час за часом прочесывая квадраты моря. Наконец один из них пока­зывает рукой: «Вот он! Сейчас всплывет!»

Огромный кашалот поднимается из глу­бины. Все яснее становится видно обтекае­мое гигантское темное тело с как бы обруб­ленной головой. Вертолет зависает над мес­том, где должен всплыть кит, и начинает ос­торожно снижаться. Винт с ревом гонит по воде разбегающиеся мелкие волны. Один из ученых вынимает из кармана метку — не­большую коробочку, не больше пачки сигарет, от которой в одну сторону отходит зазубрен­ный шип. Такая метка-радиопередатчик ве­сит несколько десятков граммов и никакого вреда киту не причинит.

Дельфины издавна симпатизировали лю­дям, а люди — дельфинам. Еще в I веке на­шей эры древнеримский философ Плиний Старшийписал о дружбе мальчика и дельфина афалины. Они много играли вместе, и каж­дое утро дельфин перевозил своего друга че­рез бухту в школу.

В XX веке несколько десятков лет суще­ствовал промысел дельфинов, от которого сей­час практически все отказались.

Дельфины, относящиеся к китообразным, исключительно понятливые, ловкие, координи­рованные животные. Наблюдать их движения под водой в родной среде — одно наслажде­ние. Многие видели их в океанарии и восхи­щались трюками, которые они проделывают.

Непросто пометить еще одного гиганта, самого большого наземного хищника нашей планеты — полярного белого медведя. Круп­ные самцы достигают тонны веса и трех мет­ров в длину!

Про белого медведя даже трудно говорить — наземный, потому что он много времени проводит в воде, превосходно плава­ет: стометровку преодолевает за 36 секунд. Белый медведь постоянно передвигается по Арктике за своей главной добычей — тюле­нями, путешествуя на отколовшихся льдинах, совершенно не боится уплывать далеко в море. Случалось, что с корабля, идущего по Северному Ледовитому океану, наблюдали спокой­но плывущего медведя. Ну ладно, если бы берег лежал недалеко, где-то за горизонтом. Так нет, до ближайшей земли было три сот- пи километров, а зверь явно выдерживал на­правление к какой-то своей цели!

О метках морских черепах нужно погово­рить особо. Хотя бы потому, что метки эти вскрыли настолько фантастические факты, что ученые, случалось, даже отказывались им ве­рить. Метить черепаху, плавающую по морям и океанам, нужно прочной меткой, чтобы она держалась много лет, но в то же время не стесняла животное.

Собственно говоря, ловцы черепах уже дав­но освоили свой способ мечения, так сказать, для внутреннего пользования. Они надламы­вали кусочек панциря, чтобы подтвердить свою собственность, нечто вроде тавро на ло­шадях или быках. Или привязывали черепа­хам к ластам на веревке тяжелые чурбаки, служащие буями, чтобы потом быстро найти животных в море и погрузить на катер. Но ловцы не мешали самкам черепах выполнить свой главный долг — выйти на берег и отло­жить яйца. Случалось, что черепаха, стремив­шаяся на родной пляж, буксировала за собой чурбак больше сотни миль! Самцов же в пе­риод размножения можно было отловить срав­нительно недалеко от берега.

Сложные и длительные миграции совер­шают морские рыбы. Об этом давно догадывались рыбаки, находившие во рту пойман­ных рыб старые погнутые крючки из очень отдаленных мест. В Средиземном море не раз ловили тунцов с норвежскими, португальски­ми и даже американскими крючками; в теле крупных рыб находили обломки гарпунов тоже нездешнего происхождения. Все это были, так сказать, неумышленные метки, ос­тавляемые человеком.

Метить промысловых рыб начали италь­янские ученые в 20-х годах XX века. С тех пор для рыб стали разрабатывать свои конст­рукции меток и достигли тут большого раз­нообразия. Как и метки для других живот­ных, они должны были не мешать рыбе и при этом долго держаться. Возникло много об­разцов. Например, одной из удобных и рас­пространенных является метка из двух пла­стмассовых дисков с адресами и номером, си­дящих на булавке из нержавеющей проволоки.

Итак, разнообразные животные, перемеща­ясь по суше, по воздуху и по воде, регулярно дна раза в год совершают миграции, а вру­ченные им метки, возвращаясь к людям, доб­росовестно сообщают, на какие расстояния и куда ложатся дороги путешественников. Прежде чем мы перейдем к рассмотрению разных теорий, которые пытаются ответить на многочисленные вопросы, как они это де­лают, полезно поговорить о терминах.

Прежде всего, о терминах, связанных с перемещениями животных. Их делят на три категории.

Первая — кочевки, когда животные пере­мещаются по какой-то местности или водо­ему или перелетают из леса в лес в поисках пищи. Так, например, бродят по тундре оле­ни, собирая ягель. Так кочуют волки, особен­но зимой, прочесывая значительные простран­ства в поисках добычи. Недаром говорят: волка ноги кормят.

Итак, органы чувств. У птиц их столько же, сколько у человека, — зрение, осязание, обоняние, слух, вкус.

Возьмем обоняние. У птиц оно развито слабо, почти совсем отсутствует, да и как ус­петь им воспользоваться, когда они быстро летают, бегают, прыгают, ныряют. Уловить запахи при такой активности трудно. Прав­да, из каждого правила, как известно, есть исключения. В Новой Зеландии живет нелетающая птица киви, которая благодаря свое­му превосходному обонянию и длинному клю­ву отыскивает во влажной почве свой корм — жуков, рачков, червей, мокриц, гусениц. Пти­цу эту новозеландцы настолько любят, что даже сделали ее эмблемой своей страны.

Конечно, пользующиеся запахами птицы — большая редкость, хотя и были сведения о том, что так же могут находить корм некото­рые кулики. Но несмотря на это, работавшая сголубями группа ученых выдвинула гипо­тезу о том, что они могут ориентироваться по запахам.

Почти все представители пернатых обладают отличным зрением. Есть еще один факт, который говорит о том, что птицы не пользуются зрительными земными ориентирами при длительных миг­рациях. Только оговоримся: мы не хотим сказать, что птицы вообще не пользуются ори­ентирами на земле. Конечно, пользуются, но вблизи от гнезда, дома. Голуби, например, хо­рошо помнят все близкие окрестности своей голубятни.

Так вот, этот важный факт заключается в том, что у ряда видов птиц молодежь текуще­го года и старые птицы отправляются в пе­релет на зимовку отдельно и в разные сроки. Вот, скажем, у вьюрков молодые птицы пус­каются в путь раньше старых, и при этом ведь никто им не рассказывает, куда лететь, не показывает дорогу. Тем не менее, через некоторое время они как ни в чем не бывало встречаются в местах зимовки со своими ро­дителями! А вот у буревестников взрослые пти­цы улетают раньше своего потомства. Откорм­ленные птенцы должны сбросить лишний вес, заодно отрастить перья, и только после этого они пускаются в свою первую миграцию.

Кроме теории о родительской опеке, вы­двигались самые различные гипотезы. Преж­де чем сказать о них, еще раз уточним тер­мины. Ориентацией называют удивительную способность птиц во время перелетов и дру­гих животных при их перемещениях опре­делять положение стран света и двигаться по азимуту, по определенному направлению. На­вигация же позволяет животному, оказавше­муся в совершенно незнакомой местности, определить свои координаты и наметить пра­вильный курс к дому или к той точке, где животное было отловлено и откуда увезено потом.

Животное выдерживает намеченный пра­вильный курс возвращения домой, а если и собьется с него, то может исправить ошибку благодаря своим способностям к навигации, то есть к сравнению воспринятых каких-то стимулов из окружающей среды со значе­ниями таких же стимулов у себя на родине, дома, которые птица держит в памяти. Све­ряя эти значения, птица и выдерживает пра­вильный курс. Мы еще много будем гово­рить об этих поразительных способностях у разных животных.

Тем, кто начинал задумываться об ориен­тирах, помогающих птицам во время тысяче­километровых перелетов, нередко приходила естественная догадка: наверное, это солнце! 

Действительно, трудно предположить, что све­тило, дающее жизнь всему на нашей планете, оказалось бы непричастным к миграциям животных. Конечно же, оно, как надежнейший ориентир, служивший еще в древности моря­кам и путешественникам, необходимо для ориентировки мигрантам на их маршрутах.

Но предположить, высказать гипотезу го­раздо легче, чем ее доказать. И доказатель­ства долго не давались в руки ученым.

Солнце движется по небу, и в разное вре­мя дня оно находится в разных точках не­босвода. Учитывают ли это птицы, чтобы со­хранять постоянство направления? Оказыва­ется, прекрасно учитывают

Крамер решил проверить это и усложнил опыты. Вокруг клетки сделали кормушки. Скворцы и другие птицы могли открыть лю­бую из них, но корм они находили лишь в одной — в той, которую должны были «вы­числить» под определенным углом к направ­лению их «беспокойства», используя положе­ние солнца на небе и делая поправки на его движение. Ну, скажем, им открывали эту кор­мушку и давали пищу рано утром, а затем клетку грузили на машину и везли в незна­комую местность. После чего засыпали корм уже к вечеру, в пять часов, и птицы могли найти эту кормушку, лишь сделав поправку на движение солнца и разницу во времени. Они не поддались на эти ухищрения, легко и быстро находили единственную кормушку, где был корм. Так что без ужина не оставались.

А вот в опытах со славками, проведенных тоже в Германии, использовали не клетки, а цилиндры без жердочек с наклонными мяг­кими бумажными стенками и полом, который был вымазан типографской краской. Птицы, стоявшие некоторое время на полу, взлетали, стукались о стенки и оставляли на них отпе­чатки краски с лап, показывая тем самым направление своего перелетного беспокойства.

В начале осени их путь был направлен на юго-запад. Именно в это время славки, живу­щие на территории Германии на воле, начи­нают маршрут миграции к Испании. Через определенное время перелетное беспокойство указывало уже направление на юго-юго-восток: на воле славки в эти сроки перелетают в узкой части Средиземное море и устремля­ются к югу Африки.

Крупные нелетающие обитатели Антарк­тики — пингвины — в своих передвижени­ях также ориентируются по солнцу. Они ло­вят рыбу, превосходно плавая в океане, но им приходится еще много ходить пешком. Мес­та их гнездовий зимой, когда в 50-градусные морозы выводятся птенцы, отстоят от грани­цы паковых льдов — от воды на сотню-полторы километров. Родители, ухаживающие за единственным птенцом, по очереди уходят покормиться в океане и должны в срок воз­вращаться назад, иначе птенец даже при не­большой задержке легко может погибнуть от голода. Проделать точный и кратчайший путь пешком через однообразные снежные поля, льды и торосы Антарктиды птицы могут лишь с помощью солнце-компасной ориентации.

Солнце-компасная ориентация достаточно широко распространена и в других группах животных — насекомых, паукообразных, ра­кообразных, млекопитающих, китообразных.

Как это происходит у насекомых? Напри­мер, пчелы обладают хорошо развитым чув­ством времени. Оно очень нужно, чтобы хо­рошо помнить, когда те или иные растения образуют пыльцу и нектар. Вот, скажем, на гречишные поля пчелы прилетают только утром, когда растения выделяют нектар. Даже если выдалась плохая погода и пчелы не­сколько дней не покидают улья, они все рав­но помнят, где и когда их ожидает сладкий нектар, который они всегда находят.

В опытах пчел обучали прилетать в оп­ределенное место, где им давали нектар с 20-минутными интервалами до девяти раз в день. Они прекрасно обучались, прилетали за нектаром независимо от погоды, и эти зна­ния сохранялись, когда опыты переносили в лабораторию. Чувство времени у пчел явля­ется, видимо, врожденным.

Согласимся, что солнце-компасная ориента­ция очень помогает птицам днем. Но как быть ночью? Ведь именно в ночное время совершает перелеты большинство птиц. Что служит им ориентирами? Попробуем разобраться.

В конце 50-х годов XX века молодой не­мецкий орнитолог (специалист по птицам) Э. Зауэр занялся именно этим вопросом. Он предположил, прежде всего, что в ночных по­летах птицы ориентируются по звездам. Что­бы проверить это, он поместил славок в круг­лые клетки с прозрачным плексигласовым верхом. Клетки поставили в планетарии, где птицы видели ночное осеннее небо.Перелет­ное беспокойство славок показывало направ­ление, совпадающее с тем, по которому в это время двигаются на воле их сородичи.

Итак, опыты с индиговыми овсянками по­казали, что ночью главным ориентиром пти­цам служит ось вращения звездного неба, Которая упирается в Полярную звезду и указывает направление север-юг. Но чтобы ус­воить ориентир, молодые птицы должны на­блюдать картину звездного неба и постепен­но учиться разбираться в ней. Тогда осенью, когда придет время, они сориентируются пра­вильно и выберут правильный маршрут.

Остроумные опыты одного из дотошных ученых очень хорошо подтвердили это. По­мог опять-таки планетарий, где можно пере­краивать карту звездного неба по своему вку­су. Он взял группу молодых овсянок, никог­да не видевших настоящего звездного неба, и стал приучать их в планетарии к такой, со­здаваемой им, карте вращения звезд, когда за точку вращения была выбрана не Полярная звезда, а Бетельгейзе — яркая звезда из со­звездия Ориона, которую легко найти на ноч­ном небе. Все созвездия в планетарии вра­щались теперь вокруг оси, упиравшейся в Бе­тельгейзе. Когда наступила осень и началось перелетное беспокойство, опытную группу повзрослевших овсянок поместили под откры­тым небом.

Мысль о том, что земной магнетизм, точ­нее, линия геомагнитного поля помогает ори­ентации птиц, высказал еще в 1855 году рус­ский академик А. Миддендорф, когда путе­шествовал по Сибири. По его предположению, птицы летят главным образом с севера на юг или в обратном направлении, то есть, в сущности, параллельно меридианам и, тем самым, силовым линиям магнитного поля, которые они чувствуют. Современники Миддендорфа не оценили это предположение, но в XX веке не раз обсуждались содержащие его в том или ином виде гипотезы.

Прежде всего ставился вопрос: может ли птица чувствовать направление геомагнитных линий, или, другими словами, есть ли у птиц магнитный компас? Вопрос важный и в науч­ном, и в практическом смысле.

Чтобы начать в нем разбираться, нужно учесть разные варианты.

Магнитную теорию ученые проверяли и перепроверяли. Продумывались разные вари­анты опытов. К голубям прикреплялись маг­нитные пластины для искажения геомагнит­ного поля Земли, а к контрольным птицам — латунные немагнитные пластинки такого же размера и веса. 

При ориентировке к дому в солнечный день птицы с магнитными пла­стинами не испытывали затруднений, из чего следует, что солнце-компасная ориентация была для них главной; зато в пасмурный день эти же птицы теряли ориентировку, в то вре­мя как ненастье не смущало контрольных птиц. А вот молодые голуби с прикреплен­ными магнитиками, в первый раз увезенные от родной голубятни, сбивались с пути даже в солнечную погоду. Вероятно, чтобы правиль­но оценить ситуацию и следовать тому или иному способу ориентации, птицам нужна тренировка.

О том, когда птицам отправляться в доро­гу, да и не только им, но и другим путеше­ственникам по суше и океану, могут сказать несколько факторов, среди которых важней­шим является продолжительность светового дня. Помните, у Пушкина: «...Уж небо осе­нью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день». К этому плюсуется еще целый ряд обстоятельств, и вся картина выглядит очень сложной, так как на разные виды животных они действуют по-разному.

Но действуют они безотказно, потому что птица, да и любой путешественник, которому предстоит миграция, не может не подчинить­ся инстинкту, унаследованному от тысяч пре­дыдущих поколений. Наступает тот самый день, о котором шепчет инстинкт, и птица, не задумываясь, зачем и почему, пускается в путь к далекой цели. Она не может посту­пить иначе. Она будет бороться со всеми сти­хиями и случайностями, которые обрушатся на нее, но выполнит требования инстинкта, даже если это будет стоить ей жизни.

Как готовится организм птицы к мигра­ции? Те, кто летит на гигантские расстояния, накапливают огромные запасы топлива в виде жира, грамм которого содержит почти вдвое больше калорий, чем грамм углеводов или белков, и нормальный вес птицы, бывает, уд­ваивается. Все знают, и особенно охотники, что добытая осенью птица жирнее весенней, вернувшейся на родину после длительного путешествия. Только благодаря таким запа­сам горючего птицы могут преодолеть марш­руты, протянувшиеся на тысячи километров. Еще Аристотель, как мы уже упоминали, от­мечал, что таких запасов жира не бывает у тех птиц, которые таинственным образом не исчезают куда-то осенью. Действительно, осед­лые птицы в таких запасах не нуждаются.

Остающимся дома оседлым птицам при­ходится переносить и холод, и отсутствие кор­ма зимой; многим из них, как и мигрантам на маршрутах, не хватит сил дожить до вес­ны. Зимы умеренного пояса — всегда тяже­лое испытание для всех, кто их переносит.

Интересно, что некоторые птицы впадают в спячку, столь несвойственную птичьему пле­мени. В 1946 году один ученый в горах на юго-востоке Калифорнии нашел в глубокой расселине птицу, принадлежащую к семейству козодоев. Ученый подумал, что птица мертва, но она вдруг мигнула, и он понял, что она по­гружена в спячку, в летаргический сон. Эту птицу ученый наблюдал в той же расселине четыре зимы подряд, и каждую зиму она на­ходилась в спячке, проспав однажды 88 дней. В это время ее нормальная температура с 40°С снижалась до 17°С, дыхание было незаметно и биение сердца не прослушивалось. Однако весной она пробуждалась и улетала. Интерес­но, что местные индейцы, зная, как зимует эта птица, называют ее «спящей».

Как мы говорили, мечение птиц приот­крыло завесу над их миграциями, и они пред­стали перед нами во всем своем разнообра­зии и неожиданности.

Окольцованы миллионы птиц. Но лишь небольшое количество меток возвращается к ученым. Они аккуратно год за годом нано­сят на карты точки, откуда присланы метки, прочерчивают возможные маршруты мигра­ции пернатых. Повседневный кропотливый труд позволяет создать общую картину пере­летов птиц на земном шаре.

Научная истина никогда не дается в руки сразу. Ученые разных стран объединили уси­лия, и как результат совместного труда вы­кристаллизовалась та научная истина, которая выдержала перекрестный огонь критики и смогла ответить на самые главные вопросы, связанные с миграцией животных.

Многие морские птицы за год преодоле­вают огромные расстояния. Если взглянуть на альбатроса, то сразу ясно, что это превос­ходный летун. Тому виду, о котором пойдет рассказ, дали соответствующее название — альбатрос странствующий. Это крупная, вели­чиной почти с лебедя, белая птица с черными концами крыльев, размах которых около че­тырех метров.

Естественное состояние альбатроса — по­лет, он гораздо больше времени проводит в воз­духе, чем на воде или на берегу. Его полет совершенен с точки зрения аэродинамики. Он великолепно использует воздушные течения и потоки, как возникающие у самой поверх­ности волн, так и проходящие выше. Альбат­рос легко скользит по ним, не двигая раски­нутыми крыльями, затрачивая минимум уси­лий. Даже сильный ветер и толчея волн не нарушают изящества парения.

Вот так, легко скользя над океаном, альбат­рос пролетает в год огромные расстояния — 15-20 тысяч километров, а над антарктически­ми морями может совершить «кругосветку».

Вот еще один из таких мигрантов — тон­коклювый буревестник. Его родные места — островки Бассова пролива, разделяющего Австралию и Тасманию, где он гнездится в норах.

Птенца выкармливают оба родителя и он быстро прибавляет в весе, жиреет; через месяц-полтора он уже весит больше взрослой птицы. Кормят его три месяца, затем роди­тели оставляют свое чадо в норе и улетают по своим маршрутам. Птенец некоторое вре­мя голодает, спускает лишний вес, а потом самостоятельно начинает миграцию.

Маршрут его пролегает к Новой Зеландии, потом поворачивает на север и через острова Океании идет к берегам Японии, еще даль­ше, вдоль наших дальневосточных берегов до самого мыса Дежнёва. Некоторые буревест­ники минуют Берингов пролив и даже зале­тают на остров Врангеля. За месяц для буре­вестника не составляет труда оставить за со­бой 8-9 тысяч километров.

Мы вот рассказываем вам о миграциях этих морских бродяг, а ведь если вдуматься, представить себе, что кто-нибудь из путеше­ственников или первооткрывателей полторы-две сотни лет назад прошел бы маршрут, ска­жем, тонкоклювого буревестника или хотя бы короткохвостого поморника, то он покрыл бы себя неувядаемой славой подобно Куку или Лаперузу. Риск этого путешествия был бы огромным, и срок для него понадобился бы значительно больший, чем год. Пройти по­добный маршрут даже в наш век с возмож­ностями современных судов и то представля­ло бы значительные трудности.

Обходить вокруг света по «ревущим» со­роковым широтам Южного полушария ни­кому, кроме яхтсменов-одиночек, и не нуж­но — есть гораздо более удобные маршруты. От яхтсменов даже самого высокого класса этот путь требовал всегда невероятного напряже­ния сил. А вот для альбатроса это обычный полет, ежегодная миграция, в которой инстинк­том, унаследованным от сотен предыдущих поколений, запрограммированы и маршрут, и время его выполнения. Птица не может не подчиниться инстинкту, и для нее многоты­сячекилометровая миграция и возвращение в родные места совершенно естественны.

Черная казарка относится к небольшим гусям, это проворная, сильная птица, которая хорошо плавает. Распространена на побере­жьях и островах всех арктических морей, не­зависимо от границ государств.

Во времена, не так далеко отстоящие от наших, в нача­ле XX века, черных казарок у атлантических северных берегов Европы было так много, что, по описанию очевидцев, крики их огромных стай заглушали шум моря. Неумеренная охо­та на них и сокращение кормовой базы в Се­верной Атлантике привели к тому, что от тех количеств осталось не более одной десятой доли птиц. В 1954 году Международный ко­митет по охране птиц обратился к правитель­ствам ряда стран с призывом строго охра­нять этот вид.

© 2023
Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru